3 сентября террористы не только убили сотни русских детей. По-своему, их
жертвой стал целый русский город. В 08.00 по Москве (11 утра местного) начались
праздничные мероприятия, посвященные 400-летию города Томска. В 13.00 праздник
открылся официально. К 17.00 он был прерван. Представьте себе, что такое
произошло бы в день 300-летия Санкт-Петербурга…
Либеральный, космополитический, терпимый и очень любимый своими жителями
полумиллионный Томск, где в 1878 году был основан первый к востоку от Урала
университет, называют Сибирскими Афинами. Здесь говорили так: мы готовились к
юбилею города четыре года, с начала этого года считали месяцы, в последний месяц
считали дни… Остаться без такого праздника – все равно, что отменить Новый год…
Беслан стал для далекого мирного сибирского города своего рода
Пирл-Харбором. Вот несколько эпизодов тех дней.
Итак, в пятницу 3 сентября в 16.00 местного времени во Дворце зрелищ и
спорта губернатор области Виктор Кресс в присутствии представителя президента в
Сибирском федеральном округе Леонида Драчевского (на прошлой неделе его
освободили от должности – надеюсь, не за это) открывал юбилейный гала-концерт.
Выразив скорбь по поводу жертв терактов последнего времени, он: сказал: нельзя
позволить террористам сорвать наш праздник. Юбилейные дни города продолжатся.
Если не произойдет чего-то сверхэкстраординарного.
…Через два с половиной часа концерт закончился и мы с руководителем
губернаторской пресс-службы зашли в расположенное рядом кафе. У него зазвонил
мобильный. «В Беслане штурм, - сказал он. - Меня срочно вызывают в
администрацию…»
Чуть позже я вернулся к Дворцу спорта, возле которого была организована
одна из открытых концертных площадок (всего их было семь в разных концах города
и работать они должны были все три дня с утра до полуночи). На сцене танцевал
алтайский народный ансамбль. Танец закончился и ведущий концерта объявил: «В
связи с трагическими событиями, работа площадки на сегодня прекращается.
Надеемся, что завтра праздник продолжится. До свидания».
Настроенные на веселье люди ничего толком не поняли. Конечно, все можно
было узнать по телевизору, но с самого утра весь город был на улицах.
Совсем вечером одна из местных телекомпаний провела интерактивный опрос
об отношении горожан к отмене праздника. Человек 500 решение поддержали, под две
тысячи высказались за продолжение.
На следующее утро стало известно, что отменена вообще вся – не только
увеселительная – программа. Когда я вышел на улицу, рабочие разбирали декорации.
Но инерция праздника сохранялась. Тысячи людей гуляли по центральным улицам,
набережной Томи, паркам, толпились у красивых, открытых к празднику фонтанов. В
руках у гуляющих и на автомобилях было много – намного больше, чем накануне –
российских флажков. Это удивило даже опытных местных журналистов: особого культа
государственной символики здесь до сих по не наблюдалось.
Руководители местных СМИ (кстати, томская пресса одна из самых
профессиональных и неангажированных в стране), с которыми мы общались в те дни,
говорили мне примерно следующее: «Конечно, и раньше мы переживали из-за
терактов. Но от нас это было очень далеко. Сегодня же эта война ударила по
каждому из нас, она докатилась до Сибири».
В Москве, которая давно уже театр военных действий, и где, как я понял,
вернувшись, люди жили эти три дня, прильнув к экранам телевизоров, ловя вести из
Северной Осетии и глотая валидол, даже трудно объяснить, что та же самая драма в
мирном сибирском городе может переживаться иначе. Но именно так это было в
Томске. «Сегодня мои журналисты стесняются своего юбилейного разочарования на
фоне бесланского несчастья», - написала мне через несколько дней редактор одного
из изданий.
Я думаю, что чем больше разных переживаний будет лежать в основании
нового русского патриотизма, тем крепче и безопаснее для тех, кто любит свою
огромную и разнообразную Родину, он будет.
Алексей
Панкин
