Сталинские репрессии начисто отбили у военной верхушки охоту играть самостоятельную роль в политике. Однако в моменты обострения борьбы в политической элите именно позиция военных склоняла чашу весов в ту или другую сторону. Так было при смещении Берии, Хрущева, так было и в августе 1991 г., и в октябре 1993г.
Сегодня мы приближаемся к очередному переломному моменту нашей истории. Владимир Путин, кажется, твердо вознамерился обессмертить свое имя как первый российский правитель, оставляющий власть в точно отмеренный законом срок. С другой стороны, и он сам, и его окружение не могут не понимать, что уход человека, под которого выстроена вся вертикаль власти, неизбежно приведет к обострению внутриэлитных противоречий, а в обществе с неустоявшимися демократическими институтами сие чревато самыми непредсказуемыми последствиями.
В этой ситуации постановка во главе военной бюрократии, страдающей теми же пороками, что и бюрократия гражданская, бывшего руководителя налоговой полиции, состоящего к тому же в тесном родстве с руководителем не менее мощной разведки, службы финансового мониторинга – это по существу выведение армии за пределы политической борьбы. “Он знает, что они знают, что он знает”. Кто-то скажет: византийщина, кто-то – гражданский контроль над военным ведомством.
На фоне этого хитроумного маневра некоторые другие действия власти просто ставят в тупик.
В первую очередь, я имею в виду ситуацию вокруг Мананы Асламазян и возглавляемой ей организации “Интерньюс - Образованные медиа”. Несколько месяцев назад она была задержана на таможне за ввоз незадекларированной суммы, на 80 тыс. рублей превышающей разрешенный лимит. Против нее было возбуждено уголовное дело. Затем обыску и выемке документов подверглась вся организация.
Парадокс заключается в том, что Путин и Асламазян выглядят как полные единомышленники. Путин много раз говорил, что основа независимости СМИ – их экономическая самостоятельность и грамотное ведение бизнеса; “Образованные медиа” занимались тем, что учили региональные телестанции правильному менеджменту. Путин говорит о диктатуре закона; “Образованные медиа” проводили крупномасштабные проекты, помогающие регионалам привести всю свою деятельность в соответствие с законодательством. При такой конгениальности власти было бы куда разумнее поддерживать с “Образованными медиа” дружеский нейтралитет, чем прибегать к мерам, которые иначе как overkill назвать трудно.
В чем главная ошибка власти в данном случае, если исходить из ее же собственных интересов, основной из которых на сегодня состоит в обеспечении гладкого переходного периода? В недооценке харизмы Асламазян. Это, действительно, человек исключительно преданный своему делу, исключительно бескорыстный и очень добрый. Ее ученики работают на всех центральных и региональных станциях страны, испытывая к ней чувства, сродни тем, что дети испытывают к матери. Подвергать ее преследованиям, превосходящим все мыслимые пределы разумной достаточности, значит наносить личное оскорбление тысячам журналистов и медиаменеджеров. А общие личные обиды сплачивают людей сильнее даже, чем общие взгляды и интересы. И недаром среди двух с лишним тысяч человек, подписавших письмо президенту в поддержу Асламазян, немало персонажей, которых трудно было бы объединить по другому поводу.
Блестяще нейтрализовать военных и без нужды озлобить против себя журналистов, которые в смутные переходные времена могут играть роль не менее деструктивную, чем генералы – это не укладывается в мое понимание.
Алексей Панкин – главный редактор журнала “Медиапрофи”
