Но на днях один западный коллега прислал мне статью московского
корреспондента "Financial Times" под названием «Пропагандисты хранят молчание во
время поминовения» (Propagandists Stay Mute Amidst the Mourning). В первом же
абзаце Политковская названа «самым смелым репортером в России» (Russia’s bravest
reporter), а в остальных русским людям и особенно русским журналистам ставят на
вид, на западном опыте, как правильно скорбеть о своих павших товарищах.
Я бы и это стерпел, если бы уже и в отечественной прессе не разразился
безобразный скандал. Журналистка Евгения Альбац, известная своим демократизмом,
доходящим до большевистской непримиримости, пригласила в программу на «Эхе
Москвы» молодую журналистку А. Арутюнян и в грубой форме потребовала от нее
публичного покаяния за отступление от «демократического канона» в изображении
образа Анны в статье для англоязычного издания "Moscow News". За Арутюнян
заступился в электронной газете «Взгляд» Олег Кашин, имеющий репутацию
прокремлевского журналиста. В результате в Интернете развернулась бурная
дискуссия, подавляющее большинство участников которой выразили симпатии
обиженной Арутюнян, а не обидчице Альбац.
Скорбь на глазах превращается в интерактивную пляску на могиле.
Личность Политковской, производной от которой была вся ее работа,
достойна пера Достоевского. Думаю, однако, я знал ее достаточно хорошо, чтобы
угадать, что ей самой не понравилось бы в том, что о ней говорят посмертно.
В первую очередь, ее возмутили бы все эти превосходные степени типа
«самый смелый репортер» или, как написали в английской "Times Online", “чуть ли
не единственный журналист-расследователь” (just about the only investigative
journalist) в России. Мы несколько лет работали вместе в жюри премии им. А.Д.
Сахарова «За журналистику как поступок», учрежденной под эгидой Музея и
общественного центра им А.Д. Сахарова с благословения его вдовы Елены Боннер.
Читали тысячи страниц сотен опубликованных статей, присылаемых десятками
журналистов-расследователей со всех концов страны. Анна первая говорила, что
расследовать, допустим, милицейский произвол, работая в никому не известной
газете в заштатном райцентре, требует большего мужества, чем когда за тобой
стоит общенациональный газетный брэнд, и что критиковать руководство
предприятия-единственного работодателя в городе – куда опаснее, чем в Москве
критиковать Путина.
У самих журналистов, живущих под повседневным давлением, не очень принято
меряться славой, из чего не следует, что посторонние имеют право воздавать
должное одному герою за счет всех остальных.
Далее. Анна, думаю, не поняла бы всех этих переживаний по поводу того,
что президент России не нашел нормальных человеческих слов на ее гибель. Для
нее, скорее, это лучшее признание. Но не уверен, что она одобрила бы массовое
мелкое политиканство на своем имени, наиболее циничное проявление которого я
лично вижу в статье знаменитого шведского экономиста Андерса Ослунда, близкого к
“молодым реформаторам” ельцинской эпохи, опубликованную в "The Weekly Standard"
под заголовком «Убийство сходит Путину с рук» (Putin Gets Away with Murder). Про
Политковскую там ровно один абзац, а все остальное – про то, как хороша,
свободна и демократична была жизнь в России при Ельцине, и как ужасно все стало
при Путине. Автор даже нашел место приватизацию похвалить.
Уж Политковская-то не забывала, кто начал чеченскую войну и сколько людей
в ней погибло…
Повторюсь: величие Анны Политковской выросло из сложности ее натуры.
Достойным ее памяти может быть только серьезный, заинтересованный и объективный
разговор. Но этим все же лучше заниматься, когда минут сороковины.
Алексей Панкин,
независимый журналист и
медиааналитик
